Несколько слов об особенностях фольклорных текстов. Уже первые собиратели старин и стихов отмечали, что сказителю неизвестен «точный текст» старины – он воссоздается в процессе пения, «...в памяти хранится только общий остов, так, что всякий раз, как сказитель поет былину, он ее тут же сочиняет...». Произведение строится из словесных формул и тем (по определению эпосоведов) – мы будем называть их на старый греческий манер «эпизодами», и, наконец, из сюжета. Есть и мелодия – она организует словесный текст в процессе его создания. Как создается текст может дать понять только сам сказитель: «Я пою, а в нутре как бы не то делается, когда молча либо сижу. Подымается во мне словно дух какой и ходит по нутру-то моему. Одни слова пропою, а перед духом-то моим новые встают, и как-то тянут вперед и так-то дрожь во мне во всем делается. Лют я петь, лют тогда бываю, запою и по-другому заживу, и ничего больше не чую. И благодарю Бога за то, что не забыл он и про тебя, не покинул, а дал тебе такой вольный дух и память». Восприятие тоже должно быть адекватным. Читая текст с листа, мы воспринимаем лишь его «литературную тень». Между тем, традиционное исполнение – это совместный процесс, совместная медитация, если угодно, сказителя и слушателя. Для того, чтобы у читателя «заходил дух по нутру» необходимо иметь опыт общения с традиционными текстами и, как минимум, любовь к ним.
Такой способ создания, воспроизведения и передачи характерен не только для эпоса, но и для всей традиционной культуры. Подобным образом строилось и древнерусское искусство: иконопись, пение, литература. Древние летописи, жития, поучения и даже переводные книги, обусловленные традиционным сознанием своих творцов, устной традицией сказаний, проповедей, речей, рождались и жили по тем же законам, что и духовные стихи и былины.
Голубиная книга стоит особняком среди прочих духовных стихов. Она одновременно и эпос и драма. Обычно стихи – это притчи, т.е. диалогические действия, по сути – драмы. Часто они идут по канве жития или апокрифа-первоисточника и собственно мифы возникают в них лишь попутно. Голубиная книга удивительным образом сплетена из христианских и дохристианских мифов.
Первый текст печатается по: Оксенов А. В.// Народная поэзия .... СПб, 1908, С. 304-311.
Голубиная книга – трактуется как книга глубинная, т. е. мудрая и вместе с тем как книга исполненная Святого Духа, который и символизируется голубем. Далее в тексте она отождествляется с евангелием: «Распущал он (Христос) книгу голубиную По всей земле, по вселенныя...».
Добавим, что голбец (в диалектах голубец) в семантике крестьянской избы – вход в иной мир. Такое же название имеет и деревянное сооружение над могильным холмом. Голубиная т. о. это еще и потусторонняя книга – поэтому-то ее и нельзя прочесть.
Стих восходит к ряду апокрифов: «Беседа трех святителей», «Вопросы Иоанна Богослова Господу на горе Фаворской», «Иерусалимская беседа». Образ книги, запечатанной семью печатями, один из главных в Апокалипсисе. В каком-то смысле «Голубиная книга» написана из будущего, т. к. снятие печатей и бой «кривды с правдой» происходят уже на Страшном Суде.
Давыд Евсеевич – Давид иудейский царь рубежа XI-X вв. до Р.Х., автор Псалтири. В стихе выступает как вообще божественный певец.
Володимир Володимирович – обычно трактуется как равноапостольный князь Владимир (ум. 1015 г.), креститель Руси. Меж тем Святославович в Володимировича превращается не ошибкой. В других текстах: Волотомон Волотомонович (К. Данилов) или Волотоман Волотоманович (Бессонов). Волот – значит великан, а в диалектах – волшебник, обратень.
Отчего у нас начался белый вольный свет ...
и далее – стих ставит вопросы смысла бытия не в материалистическом плане: как и для чего, а констатирует провиденциальную значимость творения, человеку недоступную и потому:
Я по старой по своей по памяти
Расскажу вам как по грамоте...
- т. е. расскажу вам по преданию то, что не может быть прочитано – т. е. познано до наступления «жизни будущего века».
От того у нас в земле цари пошли:
От святой главы от Адамовой...
- идея происхождения каст из различных частей божественного тела, известна уже в индуизме.
Белый царь – Русский царь.
За дом Пречистыя Богородицы – Дом Богородицы – Россия .
Глава Адамова (в др. вариантах гора Сионская) – лобное место, Голгофа (что в переводе и значит – голова, череп), по преданию там был похоронен Адам, а позже распят Христос. Сионская гора – место резиденции Давида, на ней же будет проходить Страшный Суд. Обе горы в народном сознании совместились.
Утвердил он веру на камени... Латырь камень – Латырь (в вариантах: алатырь, электр и др.) – камень, как объект поклонения и магической силы, упоминается в нашем эпосе, заговорах, сказках, песнях. Там он представляет дохристианский культ, здесь же камнепочитание получает новое обоснование: «Алтарный камень, алтарь, на котором впервые была принесена бескровная жертва, установлено высшее таинство христианства» (Веселовский А. Н.// Разыскания в области русских духовных стихов, СОРЯС, т.28, №2, СПб, 1881). Такой камень-алтарь мы видим на иконе Троицы, за него же усаживает автор стиха двенадцать апостолов в тайной вечере. Вместе с тем: ...веру на камени – ср. притчу о камне, отвергнутом строителями.
Святой Климент – папа римский (92-100 г.) – покровитель новообращенных народов. Сослан императором Траяном в Херсонес. В 101 году брошен в море с якорем на шее. В 860 гг. по молитве Кирилла и Мефодия, проповедовавших в Корсуни, мощи его чудесным образом всплыли со дна. Голова святого около 989 года была перевезена кн. Владимиром в Киев.
Кабы два зверя собиралися – ср. Апокалипсис, гл. 5. В других вариантах битва происходит уже на Страшном Суде (см. Бессонов): При последнем будет при времени, при восьмой будет при тысячи – восьмое тысячелетие по современному календарю: 1492- 2492 гг.
Стратим птица (страфиль, стрепеюн и др. варианты) – страус. Ее описание напоминает легенду об алконосте. Диковинные звери и птицы – излюбленная тема древнейших «естественнонаучных» изборников, которые назывались Палеями. Но прототип стратими следует, вероятно, искать не там, а среди чудесных птиц русских сказок.
Индрик зверь – см. ниже.
Второй текст печатается по: «Древние российские стихотворения собранные Киршой Даниловым», М, 1977.
Ан жил Адам во светлом раю
Во светлом раю со своей со Евою...
- «искусительная» прелюдия в стихе Кирши Данилова вероятно навеяна другим популярным стихом, который так и назывался «Плач Адама», а также одноименным церковным песнопением. Популярная тема лубков XVII-XIX вв.
Тяжкой грех – в народном сознании грех переосмыслен как блуд, чего в Библии нет. Там главное в нарушении запрета, в желании стать «как боги».
Зашли оне на Фавор-гору – Фавор, гора близ Назарета, место Преображения. Возможно, автор стиха хотел подчеркнуть, что здесь Адам Вечный, райский преображается в Адама земного, смертного – процесс обратный тому, что явил Христос.
Ты спусти на землю меня трудную – коренное переосмысление библейских основ: не изгнание из рая, а просьба выпустить, как бы санкционировать начало земной истории.
А на той горе Сионския
У тое главы святы Адамовы
Вырастало древо кипарисово
Ко тому-то древу кипарисову
Выпадала книга голубиная...
- опять совмещение Сиона с Голгофой. Древо, выросшее из Адама, символизирует мировое древо, к нему выпадает книга, на нем распинается Христос (см. ниже).
Сорок калик со каликою – персонажи другого, одноименного духовного стиха. Калики-страники, носители и творцы духовного стиха. В языческой ретроспекции, видимо, «шаманы» (волхвы), общающиеся с иным миром. Эти функции отчасти сохранились и до нашего времени. Калики, заметим: «все сильны-могучи богатыри».
Опричь царства Московского – т. е. «Иерусалим всем градам отец», но не для Московского царства, где Москва – «третий Рим».
Единорог-зверь – всем зверям отец. О финале голубиной книги – единоборстве двух зверей следует сказать особо. В одних вариантах звери олицетворяют бой Кривды с Правдой, и битве предшествует упоминание о главном звере – Индрике (см. Оксенов и др.). В других вариантах (К. Данилов) Индрик отождествляется с единорогом (инорогом) и этот эпизод непосредственно перерастает в сцену боя. Бой, неожиданно оборвавшись, продолжается перечислением: «Ногай птица – всем птицам мати». Видимо, совмещение образа единорога и индрика традиция более поздняя.
Единорог упоминается в Библии (Исая 8, 22, 23, 24; Иова 9-12, 39; Псалтирь 6, 11, 21, 22, 28, 41).
В славянской мифологии гибель единорогов объясняется различными вариантами легенды о потопе: Ной не берет единорога в ковчег, сталкивает с ковчега, единорог сам пренебрегает услугами Ноя и т.д. Обратим внимание: единорог так или иначе гибнет от воды.
Единорог, изображаемый в виде лошади с рогом, один или в паре со львом становится популярным изображением в средневековой народной живописи. На лубках (XVII-XIX вв.) изображающих рай, мы видим единорога пасущегося подле Адама.
В Апокалипсисе есть странное место (гл. 5): Лев «от корня Давида», который «вдруг» подменяется Агнцем-Христом, могущем прочесть КНИГУ и снять ее семь печатей, для чего агнец вступает в сражение со зверем (Сатаной). Откуда обмолвка о льве (и еще раз в гл. 10) – столь непривычной ипостаси Христа?
Голубиная книга и Апокалипсис, как бы дополняют друг друга, не повторяясь (а ведь всем авторам «книги» на протяжении ее многовековой трансформации были хорошо известны библейские тексты!). Видимо, и Библия и Голубиная книга вторичны по отношению к первоначальному мифу о мироустроительной битве зверей. Сражение единорога со львом известно в античном, а позже – в западноевропейском фольклоре. Единорог – символ непокорной Шотландии и Британский лев, в результате заключенного в XVII веке союза, оказываются вместе на гербе Великой Британии, дружно поддерживая общий геральдический щит. К тому времени относится известная всем по сказке Кэрролла песенка:
Вел за корону смертный бой
Со львом единорог…
Интересно, что задолго до этого мы видим единорога на личной печати Ивана Грозного, на монетах Ивана III, Федора Ивановича и Дмитрия Самозванца. Он же изображен на державе Мономаха (XI в.), на топорах и тронах Рюриковичей. Со временем он изгоняется из православной эмблематики, хотя и сохраняется на западноевропейских гербах. Видимо, единорог Мономаха и Грозного это не столько единорог Библии, сколько дохристианский Индрик. Он «ходит под землею, а не держут его горы камены» (К. Данилов) «ходит он по подземелью… живет во светлой горе, куды хочет идет по подземелью, как солнышко по поднебесью…» (Оксенов) – это сближает его со Святогором, которого мы толковали как Святого Гора или Хорса наших летописей. Хорс (на европейских языках – конь) – символ солнца. Справедливо сближение Индрика с ведийским Индрой. Индрик – бог подземелья – бьется и покоряется Хорсу (льву-солнцу).
Единоборство осмысляется духовным стихом, как битва Кривды с Правдой.
Как известно индийский (река Инд!) Индра (бог-громовник) бьется со змеем Вритрой (бог засухи) перегородившем реки. Здесь все как в египетской паре Гор – Сет. О. В. Белова приводит фрагмент апокрифа «Беседа иерусалимская» сближающий литературного единорога с ведийским мифом и в свою очередь с голубиной книгой: «…А зверь зверям мать единорох, коли на земли была засуха i в те поры дождя на землю не было, тогда в реках i в озерах воды не было, только в единомъ езере вода была, i лежалъ великой змиi, и не давал людемъ воды пить, и никакому потекучему зверю, не птице полетучей, а коли побежить единорогъ воды пить, и змиi люты заслышить и побежить от зверя того за три дни, i в ту пору запасаюца водою люди…» То что в ведах Индра небесный победитель, а наш Индрик – подземный побежденный – не странно. Такая рокировка типична: боги и демоны одного народа (Веды) меняются местами в понятии другого (Айвеста). Для иранцев Индра как раз отрицательный персонаж. В Голубиной книге очевидно влияние обеих ветвей мифа: иранской (через библейскую) и индусской (ведической) через дохристианский славянский миф. Отсюда двойственность нашего Индрика.
Оба «солнца» в славянской традиции, и небесное, и потустороннее, имеют образ коня. Только потустороннее с рогом, который по мнению духовных стихов необходим для прочистки источников рек. Возможно, такое объяснение вторично: все подземные властелины античности – рогаты: «когда звирь в горы поворотится, тогда мать-земля под ним всколыбнется» (вариант Бессонова).
Наслоения последнего тысячелетия не так велики: христианская культура изменила форму Голубиной книги, сделала ее трудночитаемой и многослойной, но сохранила сами образы, эпизоды и формулы. Все то, на чем, собственно, и держится стих, скрепленный внутренней силой поэзии.
А. Г.