Какая-то гордость за Державу охватывала Ивана Петровича, когда стоящий в проеме тяжелый гусеничный кран СКР-60 "брал в зубы" двадцатипятитонную железобетонную ферму и тащил ее "на вира". Петрович строил не что-нибудь, а танковый корпус, оборонку. Вообще монтажники смотрели на подрядчиков-нулевиков сверху-вниз: "А-а, бетонщики, говноляпы…" А тридцатиметровая громадина шла на верх, повинуясь воли человека: там, на оголовках колонн уже ждали ее ребята, что бы поймать и прихватить.
Витя Баранов пришел с флота в родной трест и сразу был определен на объект к Петровичу. Молодой монтажник, старательный, вроде не пьющий. Чего же еще? Летом работа на монтаже жаркая - роба запахнута: не дай Бог искра за шиворот залетит, монтажный пояс цепью через шею перекинут, из-под каски пот в три ручья. Пот не только от трудов и жары, но и от нервов, побегай-ка по высоте! И потому у монтажников святое: по сто грамм после смены. Иван Петрович не возбранял, следил только, что бы в обед кто не принял.
С обеда - кто в домино, кто - штаны подшить, Баранов дремал на травке у вагончика. Роба на распашку, и, проходя, Петрович заметил невольно какое крепкое, атлетическое сложение было у Витька. "Видать в морской пехоте гоняют не слабо…" - мелькнула мысль. И еще… это уж он потом вспомнил: крестик на груди! Молодой ведь парень… На флот, вроде, без крестика уходил.
- Явреи-то што творят! - судачили в бригаде, слушая "Маяк".
- Ну, наши не допустит, ща им туда морпехов или десантную дивизию… Зараз пятки смажут.
- Ну, прямо! Мы - туда, а на нас тут Китай попрет, Америка…
- Так все и ломанулись… - вон пошлют Витька одного, - на явреев хватит…
А Витек одно лето только отработал и забюллетенил. Неделю нет, другую, третью. Ну, мало ли чего… Начальник участка, проверяя объект, обронил мимоходом: "У Баранова вашего рак - итить-разъитить. Он с общаги… ни родных, твою… ни близких. Никто ничего не знает, сам вчерась позвонил в профком: лежу, мол, на Песочной… Извиняется еще…".
На завтра в обед Иван Петрович сидел с бригадой… "Хороший парень, жалко!" - поохали мужики и продолжали стучать в домино. "Надо к нему сходить, скинуться от нас… что ли копеек по пятьдесят". Мужики скинулись и Петрович послал братка Рябого на рынок: тот уж пенсионер, от верхолазной работы все одно отстранен и сидит внизу на подхвате, стропа заплетает. Добавил еще от себя рубля полтора - купи, мол, там яблок или груш, да поезжай завтра в Песочную. Рябый купил два кило гниловатых груш - на хорошие не хватило что ли, взял бутылочку (кто ему там купит!), курева взял и поехал.
В понедельник, сидя за домино, Рябый докладывал коллективу: "Ну, мужики, хана-дело. Не узнал даже. Одна кожа да кости - в гроб краше кладут. Ему, итить, почти все легкие вырезали… Даже от стопки отказался. Это-ть пришлось мне одному… Не курит".
- Да он и не курил, как с флота-то пришел. - Сказал кто-то.
- Он вообще какой-то тихий стал, - как пришел-то…
- У меня смаль заел - я так-разтак, а он залез, отстропил, хоть бы слово сказал…
- Да уж он знал, поди, наверно, вот и помалкивал.
- Не-е - протянул Рябый, - ничего не знал. Здоров как бык был. Пришел на осмотр - сначала думали туберкулез, а потом глядь, - ё-ё - у него там уж последняя стадия! Сразу под нож. Распороли парня, тудыть-сюдыть - там уж нечего резать.
Все помолчали минутку.
- Ну, давай, ставь, - не выдержал первым Рябый. Доиграли партию.
- Пошли втыкать колонну, надо успеть сегодня подкрановые балки кинуть… - мужики побрали пояса, каски, рукавицы… и ушли.
Иван Петрович подумал - хорошо бы Витька навестить. Но все не с руки было… все некогда. Вот на следующие выходные... А на следующие надо было ехать на дачу - копать картошку. Ну, вот на другие следующие… На неделе начальник участка уезжая обронил: "Перекинулся ваш Баранов, ну ё-ё… Профком-эт, деньги выделил… в пятницу похороны: с обеда всех отпускай…"
Обычно похороны в тресте завершались хорошим застольем. И когда хоронили старого заслуженного рабочего или разбившегося, не старого еще - такое каждый год, а то и по двое- трое, - народу собиралось невпроворот. На этот раз вышло иначе: столы в профкоме были накрыты, но ни родственников - их просто не было у детдомовского Витька, ни друзей по службе - им никто не знал куда и писать… Кроме бригады да еще так - кто на дармовщинку собирался, никого не было.
Повезли Витька в крематорий, занесли с черного хода, сами прошли в парадный. Там - народу! Все как на конвейере - дождались очереди. От профкома, от парткома никого - понадеялись что ль друг на друга и не приехали. Иван Петрович вышел: "То да се - земля тебе пухом!" - Фу, стыдно-то как, сказать нечего! Уже в автобусе мужики помянули. Приехали в трест - прямо к столу и снова помянули. Петрович, к удивлению мужиков, не пил, а Рябого водка не брала. Среди гула и курева сидели они вдвоем почти трезвые и молчали. Рябый вспомнил лицо Витька в гробу: какое счастливое лицо и будто живое… Петрович вспомнил про крестик… потом почему-то могилу деда своего вспомнил, бабки, бати… старое кладбище - кресты… Вспомнил Петрович и все минувшие похороны в тресте: кто разбился, кто спился… Серега Паршин о прошлый год - тот повесился елки-палки, и с чего - не понять…
- Скольких перевозили вперед ногами, а, Рябый, слышишь! И все без креста, без креста. Все какие-то плитки там, тумбочки… И нас с тобой так зароют. Эй, Рябый, слышишь! - Рябый молчал.
- Я вот помню матку мою отпевали… - начал Рябый и замолчал снова. Иван Петрович вышел во двор, был теплый осенний вечер, где-то далеко гремела электричка - люди ехали копать картошку… Вчера фасонка плохо прихваченная отлетела от верха колонны: стукнули кувалдой по клину - она и отлетела. Полста кило железа пролетело в нескольких сантиметрах от виска Петровича. А прошлый год упал с отметки 30, да ухватился за нижний пояс фермы…
Прошло двадцать лет. Иван Петрович стоял в храме в очередь на исповедь. Не первый раз стоял. И каждый раз вспоминал что-то, что казалось, было забыто навсегда… Оборонка, которую он строил, оказалась не нужна. В пролетах танкового корпуса давно выросли березы. Выросла березка и на могиле Рябого. А где там ячеечка с прахом Витька - пожалуй и не найти. Петрович перебрал в памяти всех погибших ребят… его самого - Бог берег. Чего ради? За окном храма стоял такой же теплый вечер, как тогда. Где-то гремела электричка… В деталях малейших представились Ивану Петровичу похороны Витька. Его светлое лицо в гробу. И лица мужиков бригады. Хорошей, в общем-то, бригады… одной из лучших… да вот только, э-эх…
- Прости меня грешного, Раб Божий Виктор, моли Бога за нас!
- Петрович поворотился и медленно поклонился народу…